Семен Петрович делал вид, что смотрит в окно. Сноха Света, пришедшая проверить, жив он или нет, вытирала пыль и озадаченно на него поглядывала. Да вот, не помер пока. На самом деле никуда он не смотрел. Что там увидишь? В этой маленькой, когда-то уютной «трешке» он живет уже пятьдесят лет; дали его отцу от завода как ветерану войны и труда, а отец уступил им, сам остался в однокомнатной, где раньше жила его бездетная сестра. Сюда Семен Петрович привез из роддома сына, отсюда похоронил жену, да и его скоро тоже вынесут, вот и все события. Хотя нет, не все. Это был 1980-й, год Олимпийских Игр. Жена с сыном уехали отдыхать на Яровое под Славгородом, он звонил им из Барнаула каждый день, обещал приехать на выходные, но так и не приехал. В Москве гремела, выстреливала и переливалась невиданным фейерверком Олимпиада (звезды тоже тают, тают, хламиду надела, потная вся, и кто только надоумил ее поставить, Пугачеву эту, а Высоцкого жалко, настоящий был мужик, не импортный, наших кровей, знал о чем пел), у Семена Петровича фейерверк был свой; маленькая бенгальская свеча, обреченная на раннюю смерть, тоненькая стальная проволока с нанесенной на нее горючей смесью; и эта смесь вдруг рванула, как бутыль самогона с раздувшейся от чрезмерного брожения резиновой перчаткой.