— Ольга Витальевна, можно выйти?
— Сиди, Скворцов! А все продолжают писать, почему Катерину можно назвать лучом света в тёмном царстве. Не забудьте про кавычки! Это цитата. Не хотите работать устно — будем писать, а то некоторые уже забыли, как это делается. И ты, Скворцов, в их числе.
Лицо Скворцова напоминало античную маску трагедии. Такое отчаяние можно увидеть у человека, опоздавшего на поезд «Москва — Владивосток». Никто ему не сочувствовал, все что-то писали. Даже Лыкин.
Лыкин был гордостью класса. Двоечник и хулиган, он только что незаметно поменял тетради — свою и Комаровой. И теперь соседка-отличница аккуратным почерком строчила в его тетради дословный пересказ статьи Добролюбова. Сам же Лыкин неторопливо выводил: «Версия третья. Катерину кто-то по ночам мазал фосфором, а потом любовался эффектом». И он нарисовал собаку, предполагая, что это собака Баскервилей, и жирно обвёл собачьи глаза. Но этого Лыкину показалось недостаточно (он сомневался в Ольге Витальевне как ценителе авангарда), поэтому он ещё раз написал «фосфор» и подрисовал стрелки к глазам собаки. А чуть правее изобразил домик с дымящейся трубой и отдельно табличку с названием «Баскервиль-холл».
— Ольга Витальевна, ну можно выйти? — не терял надежды Скворцов. Он был готов догонять свой скорый хоть на такси.
— Скворцов, пиши! У тебя была перемена.
Лыкин толкнул Комарову в бок:
— Комарова, слышь, почему Катерина — луч?
— Отстань, Лыко, мешаешь!
— Лучше скажи! Не… ну тебе же лучше…
— Угрожаешь?
— Нет! Потом поймёшь… Когда вырастешь!
— Влюбилась она… Хи…
— Чего? — Лыкин никак не ожидал такого от Катерины. Он неделю не был в школе, Островского не читал, Добролюбова — тем более. Поэтому приходилось сочинять версии о лучистости Катерины на ходу.
— Ольга Витальевна…
— Скворцов, иди выйди уже!
Кто-то умный заметил: «Тавтология!» Скворцов же пулей вылетел из класса и через минуту был в туалете. Припрятанный им в углу пакет стоял на месте. «Повезло, — думал он, вынимая содержимое, — милицию никто не вызвал… Беспечный народ! Ну, сейчас я вам покажу луч света!»
— Комарова, слышь…
— Ну что опять?
— Ну влюбилась — и чего, а? Почему она луч? Женилась, что ли? Комарова…
— Лыкин, ты совсем не вяжешь! Женщины замуж выходят!
— Так что она, вышла?
— Подожди! — Комарова с головой погрузилась в мир русской литературы.
Лыкин, послушно ожидая, когда она вынырнет вдохнуть свежего воздуха, продолжал креативить: «Версия четвёртая. Катя с детства боялась темноты и ходила по царству с фонариком». Он очень реалистично изобразил свой любимый потерянный фонарик и исходящий от него пучок света. Подписывать не стал, такой реализм должна была понять даже О.В. (всех учителей в школе старшеклассники между собой называли по инициалам для краткости).
— Ну, Комарова, замужем она была?
— Да-да, она замужем была.
«Версия пятая. Катерина влюбилась и женилась, т. е. вышла замуж, а её сёстры — нет. И родители Катерины всю надежду на внуков возложили на неё, обещав полцарства впридачу!» Лыкин задумался, может, «в придачу»? Раздельно. Но, решив, что нет такого слова — «придача», оставил первый вариант.
Некоторое время он находился в замешательстве. Потом нарисовал то ли кольца, то ли кандалы. Потом всё зачеркнул и, мстительно щурясь на Комарову, нарисовал сердце со стрелой и подписал: «К + Л = Л».
Скворцов был будущий Джим Керри, хотя он думал, что станет космонавтом. Он всем говорил, что станет космонавтом, но все считали его Джимом Керри или — старшее поколение — Юрием Никулиным. Гримасу отчаяния на его лице сменила улыбка триумфатора. Он надел на голову шлем Дарта Вейдера и, подняв меч джедая, двинулся в обратный путь. Он нагнал свой поезд!
— Ольга Витальевна, Лыкин мне не даёт сосредоточиться!
— Лыкин, почему ты не даёшь Комаровой сосредоточиться? — О.В. любила переадресовывать вопросы.
— Ольга Витальевна, да я-то чего? Это у неё одно только на уме!
— И что же это у неё на уме, Лыкин?
— Что-что… Жениться!
Класс забыл про Катерину и дружно посмотрел на Комарову. Комарова почему-то покраснела. Ольга Витальевна почему-то тоже. Класс веселился от души. Ольга Витальевна, выказав женскую солидарность, разрешила Комаровой отсесть от Лыкина.
Тут дверь класса распахнулась, и вошёл физкультурник с поверженным Дартом Вейдером. Меч злодея был опущен, но светился, как настоящий.
Дмитрий Игоревич поймал Скворцова на последних метрах. Сопротивление было бесполезно. Дмитрий Игоревич очень обрадовался, что под маской оказался именно Скворцов, так как на прошлой неделе этот юный джедай сорвал физкультуру, прицепив ему на спину бумажного магистра Йоду.
Скворцову не хватало романтики звёздных войн и признания класса, под чей хохот он думал теперь: «Вот всё, вроде бы, так… Я с лучом света… все ржут… Только почему-то совсем не весело. И вообще, хоть сквозь землю провались!»
— Скворцов? — спросила Ольга Витальевна.
— А кто же ещё? Вот, в коридоре поймал, — подтвердил Дмитрий Игоревич.
— Садись, Скворцов, — Ольга Витальевна тоже поймала, но только себя, на мысли, что ей жаль Скворцова, хотя, если вдуматься, он чуть не сорвал ей урок.
Скворцов понуро брёл к своей парте, громко вздыхая. Класс, решив, что он специально дышит, как Дарт Вейдер, корчился от смеха. И только Комаровой некогда было смеяться: урок подходил к концу, тетрадь Лыкина тоже, а ей ещё писать и писать…